как в клетке, не находя выхода. Прохладный ночной ветерок залетел в открытое окно, освежил своим лёгким касанием пылающий Мишкин лоб, и его озарило вдруг такое простое и лежащее на поверхности решение:
– Нужно попросить у русалки, чтобы Юля стала здоровой!
Эта мысль молнией сверкнула в ночи, и Мишка, не в силах более лежать, вскочил на ноги и принялся натягивать одежду. Решение пришло мгновенно – он сейчас же, не откладывая, отправится на Пустое озеро.
На цыпочках, неслышно ступая, он прокрался к двери, прислушался: бабкино сопенье и дедов храп были надёжными показателями того, что старики крепко спят. Мишка отворил дверь и вышел во двор. Ночь стояла лунная и весь двор озарён был бледным её сиянием. В этом призрачном свете всё казалось совершенно иным, нежели днём. Деревня молчала. Всё кругом погружено было в глубокий сон. Мишка, не отворяя ворот, перемахнул через забор и твёрдым шагом зашагал в сторону заливных лугов. Он шёл и размышлял о том, что выглядит в данный момент, как придурок, и если вдруг его увидят сейчас припозднившиеся на гулянке пацаны, то смеху и подколов потом хватит на всё лето. Мишка пошёл у русалки гребень воровать! Вот потеха! Поверил в бабкины сказки!
– Да и плевать, – Мишка стиснул зубы, – Пусть потешаются, если хотят, а на войне, как говорится, все средства хороши. И если эта легенда правда, и русалки на Пустом озере действительно существуют, то он найдёт способ украсть у неё чёртов гребень и заставить эту селёдку исполнить его желание.
Луга закончились незаметно, словно кто-то невидимый в мгновение ока перенёс Мишку на руках к самому озеру. Его серая гладь сейчас казалась серебристой, сияющей.
– Странно. Дневной свет эта вода поглощает, а лунный, стало быть, отражает? – удивился Мишка, – Вон и лунная дорожка как играет, переливается на ней.
Он присел в высокую траву и притаился. У воды было холодно. Из близкого леса доносилось уханье совы. Кто-то большой топтался там, ходил, вздыхал, причмокивал, похрустывал ветками. Таинственно и тихо было кругом. Некая неуловимая вуаль висела в воздухе, окутывая, укрывая всё пространство над озером, ограждая его от остального мира. Внезапно вода вздрогнула, Мишка напрягся, уставив взгляд на озеро. В самом центре его показался небольшой бутон.
– Кувшинка что ли? – нахмурился Мишка, продолжая вглядываться.
Бутон приподнялся выше на тонком стебле и начал раскрываться. И тут только Мишка понял, что никакой это не бутон на ножке, а сложенные в молитвенном жесте ладони и руки, которые расходились всё шире. Следом за руками из воды показалась голова, шея… Это была девушка, лет двадцати, пожалуй. Лунный свет искажал черты, делая их бледнее, тоньше, мистичнее. Вот уже девушка поднялась над водою по грудь, затем по пояс, и, наконец, полностью вышла из воды, и неожиданно зашагала по её поверхности, как по ковру, по направлению к берегу.
Мишка забыл, как дышать. Девица же вышла на берег, присела, подняла голову и посмотрела на шар луны, повисший над озером, достала из складок белой сорочки гребень, и принялась расчёсывать свои длинные густые волосы, что светились во тьме дивным светом. Девица была завораживающе прекрасна. До ушей Мишки донеслось нежное мелодичное пение. Это затянула песню утопленница.
– Так вот как сходили с ума моряки от пения сирен, – подумалось Мишке.
Он слушал сладкий и обволакивающий голосок девы и тот баюкал его, успокаивал, отодвигая прочь все тревоги и заботы.
– Нет, так дело не пойдёт, – Мишка схватил себя за ногу сильным щипком, закусил губу до крови, – Нельзя расслабляться.
Девица тем временем скинула с себя сорочку и, войдя в воду, теперь уже, как в обычное озеро, принялась плавать и плескаться.
– Сейчас или никогда, – решился Мишка, и пополз вперёд, стараясь не шуметь.
Гребень русалки, сделанный из рыбьего хребта с костями, лежал на камне валуне, осиянном лунным светом. Ещё чуть-чуть. Мишка подкрался совсем близко. Рука немного не дотягивалась. Он стиснул зубы и потянулся. Есть! Гребень у него. Всё оказалось проще, чем он думал! Мишка развернулся и пополз прочь. Теперь уже он был не столь осторожен из-за радости своей победы, и потому, напоровшись неожиданно на палку, брошенную им утром в траву, взвыл от резкой боли. Утопленница тут же замерла, обернулась в его сторону, и лицо её вмиг изменилось. Куда девались прекрасные черты? Белые рыбьи глаза смотрели на него бельмами, рот, полный мелких, острых, щучьих зубов, оскалился в ярости, волосы взметнулись кверху, и, казалось, каждый из волосков жил своей отдельной жизнью, извиваясь и шевелясь, как червь. Мишка закричал, вскочил на ноги, прятаться уже не имело смысла, и побежал прочь, спотыкаясь и падая. Русалка понеслась за ним по пятам, настигая, скорость её была поистине невероятна. Мишка понял, что ему не уйти. Внезапно пришли на ум слова из рассказа деда. Мишка обернулся назад и быстрым жестом перекрестил утопленницу. Та зашипела, как вода на раскалённой сковороде, попятилась и оскалилась. Мишка же припустил в деревню, не оборачиваясь уже больше. Всю дорогу ему чудилось, что русалка догоняет его и вот-вот настигнет и ухватит за рубашку, но никого не было сзади, и он, перелетев через забор, вбежал в дом и захлопнул дверь, задвинув все засовы. Затем бросился в свою комнату и запер окно.
– Ну всё, селёдка, – выдохнул он, упав на постель, – Теперь ты попалась.
Глава 5
Уснуть Мишка в ту ночь смог только с рассветом. Всё ждал, что вот-вот постучится в его окно тонкая девичья рука и замогильным голосом потребует отдать то, что принадлежит ей. Мишка сглатывал комок в горле, косился со страхом на тёмное стекло, и говорил себе, что самое страшное уже позади, теперь осталось только лишь выставить селёдке своё требование в обмен на гребень, и дело в шляпе. А попросит он, конечно же, здоровья для Юльки. Но тикали часики, минуты складывались в часы, а русалка всё не приходила к человеческому жилищу. Мишка был озадачен и уже с нетерпением ждал гостью. Страх сменился ожиданием. Однако той всё не было. Не пришла она и в следующую ночь. Мишка исходил нервами.
– Почему же она не идёт? Может, Санька всё наврал и русалке не сдался этот чёртов гребешок? А что, рыбу она не найдёт что ли? Перегрызёт хребет да соорудит себе новую чесалку, долго ли?
– Дурак, повёлся на бабкины россказни, – ругал он сам себя, – Но, с другой стороны, ведь он убедился теперь, что русалки – это не выдумка, и они реально живут в этом озере! Так что не всё ещё потеряно.
На третий день бабушка, не сводящая с внука пристального взгляда за обедом, спросила вдруг:
– А чаво это ты, парень, на гулянки ваши ходить перестал?
– Я?
– А то кто же?
– Да я так… Не хочется.
– Странный ты какой-то, болит можа чего?
– Да ничего не болит, ба, – поморщился Мишка.
– А я всё ж таки матери позвоню, – изрекла бабка, – Ты и не ешь ничего, клюёшь вон, как цыплёнок, по зёрнышку, и ночами всё не спишь – ворочаешься, встаёшь. Думаешь, я глухая, не слышу, как ты скрипишь до самого рассвета? Ужо под глазами вон синяки. И с друзьями не гуляешь. Нет, я на себя ответственность брать не буду, а ну как с тобой случится что.
– Ну, хочешь, я сегодня пойду на бревно? – вздохнул Мишка, закатив глаза.
«Бревном» в деревне называли место сбора молодёжи.
– Вот и ступай, – обрадовалась бабка, – Неча дома киснуть.
Как стало смеркаться, Мишка натянул спортивный костюм, кеды, и поплёлся на прогулку. Но не успел он приблизиться к шумной компании ребят и девчонок, как тут же к нему подбежали Санёк с Витьком.
– Ты куда пропал-то? Мы уж думали в город укатил!
– Да никуда я не укатил, – вяло отмахнулся Мишка, общаться ему не хотелось.
– Что-то ты выглядишь неважно, – нахмурились ребята, приглядываясь к Мишке.
– Ой, вы-то хоть не начинайте! Совсем, как моя бабка.
– Ну, ты и, правда, какой-то… как призрак, – пожал плечами Витька, – Бледный вон, как поганка. А чего не выходил-то?
– Да
